Современные представления о стресс-зависимых нарушениях менструального цикла

Волель Б.А., Рагимова А.А., Кузнецова И.В., Бурчаков Д.И.

ИПО ГБОУ ВПО Первый московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова, Россия; ФГБНУ Научный центр психического здоровья РАМН, Москва, Россия; НИО женского здоровья НИЦ ГБОУ ВПО Первый московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова, Россия
Цель исследования. Провести систематический анализ литературных данных по проблеме нарушений менструального цикла, возникающих в результате психологического стресса.
Материал и методы. С целью проведения анализа был осуществлен поиск зарубежных и отечественных публикаций в международной системе цитирования Pubmed, опубликованных за последние 15 лет.
Результаты. Описаны современные теории механизма развития нарушений менструального цикла психогенного происхождения. Описаны особенности нарушений менструального цикла, развивающихся в результате действия психологического стресса.
Заключение. Проанализированы данные исследований, демонстрирующих отличия стрессовой чувствительности и особенности структуры личности у женщин, отвечающих нарушением менструальной функции на стресс.

Ключевые слова

нарушения менструального цикла
ановуляция
аменорея
стресс
тревожность
депрессия
расстройство личности

Стресс-зависимые нарушения менструального цикла (СНМЦ) представляют собой группу заболеваний/состояний, возникающих в результате стрессогенного воздействия и связанных с нарушением ритма менструаций или симптомами, ассоциированными с менструальным циклом. Спектр СНМЦ весьма разнообразен, но в фокусе внимания исследователей и клиницистов традиционно оказываются нарушения ритма менструаций – главным образом, вторичная аменорея (отсутствие менструаций в течение 3 месяцев и более при условии исходно регулярного менструального цикла), которая встречается у 3–5% женщин фертильного возраста [1, 2]. Первичная стрессогенная аменорея редка и составляет всего 3% всех случаев функциональной гипоталамической аменореи [3].

Стрессовые факторы, ассоциированные с нарушениями менструального цикла, не обязательно носят объективно катастрофический характер (угроза жизни, тюремное заключение и пр.). Дистресс может быть связан и с субъективно значимыми (психогенными) факторами, относящимися к повседневной производственной/учебной или семейной жизни (экзаменационная сессия, межличностные конфликты, изменения привычных условий жизни – длительные командировки, и др.) [4]. Поскольку такого рода стрессоры сопровождают нашу повседневную жизнь, высокая частота менструальных расстройств психогенного происхождения не удивляет.

Сбои менструального ритма, вызванные эмотивными факторами, значительно чаще встречаются у подростков и молодых женщин до 25 лет [2]. Именно к этой популяции относятся сведения о высокой распространенности нарушений ритма менструаций: в исследованиях, проведенных среди студенток вузов, олигоменорея встречалась с частотой до 10,9%, аменорея – 2,6%, при этом частота овуляторных циклов сокращалась примерно на 40% во время стресса, связанного с нагрузкой при сдаче выпускных и вступительных экзаменов.

Отсутствие морфологического субстрата при описываемых расстройствах не должно быть причиной пренебрежительного отношения к ним, поскольку в перспективе эти нарушения провоцируют возникновение либо способствуют развитию гинекологических или других, не связанных с репродуктивной системой заболеваний, в числе которых соматическая, эндокринная, онкологическая и иная патология [5, 6]. Около 30% женщин, обратившихся за помощью в клинические центры, занимающиеся вопросами бесплодия в США, имели функциональную стресс-зависимую аменорею [7]. Кроме того, СНМЦ связаны с увеличением риска рака молочной железы до 20%, ишемической болезни сердца до 50% и заболеваний опорно-двигательной системы до 14% [6, 8].

Воздействие стресса на репродуктивную систему женщины реализуется в рамках континуума клини­ческих расстройств: от значимых, выраженных нарушений менструального цикла – аномальные маточ­ные кровотечения, аменорея [7, 9, 10], до состояний, ассоциированных с менструальным цик­лом (дисменорея, менстру­альная мигрень, цикли­ческая масталгия, предмен­струальный синдром), не всегда требующих лекарственной коррекции, но в значительной степени влияющих на эмоциональное состояние и качество жизни пациенток [7, 9, 11]. Помимо этого, даже не манифестированная в виде изменений характеристик менструального цикла стрессогенная овуляторная и эндометриальная дисфункция становится причиной идиопатического бесплодия. Стрессовое воздействие, реализуясь через гипоталамо-гипофизарной систему, приводит к нарушению образования доминантного фолликула и, как следствие, формированию ановуляторного цикла [12], а на уровне яичников способствует развитию окислительного стресса с последующей неполноценной лютеинизацией и ухудшением качества ооцитов даже при наличии овуляции [13].

Согласно мнению отечественных и зарубежных авторов, общей характеристикой для всех пациенток с СНМЦ является наличие не только стрес­сового фактора, но и психических (лич­ност­ных) расстройств [14], среди которых на первый план выступают тревожные (до 23%) и депрес­сивные (до 35%) нарушения [5, 15]. При этом коррекция психических расстройств, всключая психотерапевтические методы, у пациенток с функциональной аменореей оказывается эффектив­ной до 87,5%, как в отношении нормализации эмоционального статуса женщины, так и стаби­лизации гормональных показателей [16]. К осо­бенно­стям личностной структуры пациенток, «ответственным» за формирование СНМЦ (по данным психометрических методик), относятся следующие не рядоположенные дименсии: чувстви­тельность к мнению и оценке окружающих, эмоциональ­ная неустойчивость, алексетимия [14].

Впервые нарушения менструального цикла, обусловленные стрессовым воздействием, были описаны в 1797 году. Впоследствии изучение аспекта стресс-зависимых сбоев менструации неоднократно встречалось в работах врачей-исследователей, но было привязано в основном к глобальным социальным событиям. Так, случаи массовой аменореи были описаны после обстрелов Страсбурга во время франко-прусской войны (1870 г.). В дальнейшем, вплоть до периода Второй мировой войны (1939–1945 гг.) интерес к предмету стресс-зависимых нарушений менструального цикла носил спорадический характер. Однако в период военных действий, разогревшихся в середине ХХ века, проблема СНМЦ вновь актуализировалась. Данные проведенных исследований были интересны и во многом неожиданны. Например, при обследовании санитарок, подвергавшихся стрессовому воздей­ствию условий военного времени, нарушения менструального цикла выявлялись в 50% случаев, из них в 23% наблюдениях – аменорея, и эти цифры превышали распространенность отсутствия менструаций среди заключенных концентрационных лагерей (14,8%). Объяснение этого факта можно найти в других исследованиях, проведенных на когортах бывших узниц концентрационных лагерей. В этих работах была отмечена связь между СНМЦ и микросоциальным окружением: так, у женщин, пребывавших в концлагерях с близкими, достоверно реже (в 2,5 раза) встречались нарушения менструального цикла, по сравнению с когортой пациенток, не имевших в своем окружении кровных родственников.

Исследования характеристик менструального цикла у женщин, находящихся в заключении, были продолжены и в послевоенное время [17]. Менструальная дисфункция часто присутствовала в данной популяции: у 9% женщин наблюдалась аменорея, у 33% – нерегулярные менструации. Среди стрессоров, особо значимых в формировании нарушений менструального ритма у заключенных, выделялись: алкоголизм или наркомания у родителей (относительный риск (ОР)=1,34, 95% доверительный интервал (ДИ) 1,03–2,13), физическое или сексуальное насилие, перенесенное в детстве (ОР=1,49, 95% ДИ 1,0–1,8), сексуальное насилие, перенесенное в любом возрасте (ОР=1,49, 95% ДИ 1,03–2,14).

В послевоенные годы в качестве факторов, провоцирующих нарушения менструального цикла, все чаще рассматривались не трагические, необра­тимые последствия войны, а стрессы, связанные с необходимостью обучения в вузах и проживания вдали от семьи. В результате этих исследований было введено понятие аменореи, вызванной изменениями условий жизни («Fluchtamenorrhae»). Оказалось, что стрессовый фактор имеет не только объективное, но и важное субъективное значение: так, у части девушек с сохранной в военное время менструальной функцией, аменорея в послевоенный период возникала в связи с отъездом из родного дома. СНМЦ, ассоциированные с проживанием вне родительской семьи (общежитие и пр.), позже были описаны в рамках синдрома «интернатской аменореи девушек», при этом СНМЦ у курсанток первого года обучения преобладали по сравнению с учащимися последующих курсов, что связывалось как с изменением образа жизни, так и с отделением (сепарацией) от семьи. Здесь очевидны параллели в формировании вторичной психогенной аменореи у пациенток, переехавших в менее комфортные жилищные условия, и женщин, находящихся в условиях дистресса концентрационных лагерей.

В это же время в середине XX века учеными предпринимаются попытки разграничения понятий «стресс-зависимых нарушений цикла» и расстройств, квалифицируемых как «гипоталамическая аменорея», также не связанных с органическими или эндокринными заболеваниями, но сопровож­дающихся значительными альтера­циями нейрогормональных показателей, не соответ­ствующими тяжести стрессового воздействия. Сравне­ние СНМЦ (аменорея военного времени) и гипоталамической аменореи привело к выводу, что нарушения менструального цикла, связанные исключительно с воздействием стресса, отличаются менее затяжным течением и благоприятным прогнозом по сравнению с гипоталамической аменореей, в генезе которой помимо стресса имеют значение исходная стрессовая чувствительность и неадекватная нейроэндокринная реакция на стресс.

В современных классификационных системах все нарушения ритма менструаций, спровоцированные стрессом, относятся к группе гипоталамических аменорей (N.91). Во многих исследованиях понятия «стресс-провоцированная», «стресс-зависимая» и «гипоталамическая» аменорея синонимичны, а понятие «гипоталамическая» иногда подменяется термином «психогенная» аменорея, в возникновении которой ведущая роль отводится нарушениям деятельности центральной нервной системы.

На текущем уровне развития медицинской науки большинство публикаций, затрагивающих проблему СНМЦ, концептуализируются в пределах двух направлений – физиологического, фокусируемого на изучении нейрогормональных функций [12], и психологического [7].

Согласно системной концепции Ганса Селье, стрессовое воздействие реализуется на уровне центральной нервной системы при участии гипоталамуса как главного организующего звена. В ответ на сигнал о внешней угрозе в паравентрикулярных ядрах гипоталамуса секретируются кортикотропин-рилизинг гормон (КРГ) и аргинин-вазопрессин (АВП). Стресс-индуцированное высвобождение этих гормонов в портальный кровоток приводит к выбросу адренокортикотропного гормона (АКТГ) из передней доли гипофиза, который, в свою очередь, стимулирует продукцию кортизола в коре надпочечников. Повышение уровня кортизола реализует тканевой ответ на стресс и одновременно по обратной связи выключает стрессовую реакцию [18]. У больных гипоталамической аменореей не происходит завершения стрессовой реакции, что подтверждается постоянно повышенным уровнем кортизола как в периферическом кровотоке, так и в спинномозговой жидкости [19].

В дополнение к гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой (ГГН) нейроэндокринной стрессовой оси существует экстрагипоталамическая система ответа на стресс, берущая свое начало в миндалине [20]. Нейроны этой системы также продуцируют КРГ, но целью ее являются поведенческие ответы на стресс и контроль симпатической нервной системы [20]. Важно заметить, что, несмотря на тесное взаимодействие ГГН и экстрагипоталамической стрессовых осей, последняя может проявлять активность вне зависимости от ГГН.

Несколько нейротрансмиттеров могут оказывать влияние на секрецию КРГ, среди них норэпинефрин, серотонин, эндогенные опиаты, γ-аминомасляная кислота (ГАМК) и глутамат. Все перечисленные вещества объединяет способность регулировать поведение, психические функции и менструальный цикл, известно их участие в формировании стресс-зависимых психических нарушений [21]. Регуляция менструального цикла вплоть до его выключения с развитием психогенной стресс-обусловленной аменореи реализуется нейротрансмиттерами через кисс-нейроны (снижение активности) [22] и гонадотропин-ингибирующий гормон в виде подавления импульсных выбросов гонадотропин-рилизинг гормона (ГнРГ), приводящего к снижению секреции фолликулостимулирующего (ФСГ) и лютеинизирующего (ЛГ) гормонов с последующим торможением фолликулогенеза в яичниках [23]. Развитие биоинженерных и молекулярно-генетических технологий XXI века позволило выявить, наряду с традиционными нейрогуморальными механизмами, отражающими этиопатогенез стресс-зависимых нарушений цикла, вовлеченность множества других молекул в контроль репродукции. В числе этих биологически активных веществ нейропептид Y, лептин и грелин, на примере действия которых становится очевидной взаимосвязь между психическими, поведенческими и репродуктивными аномалиями [10, 24].

Нельзя игнорировать и такую важную составляющую регуляции функций центральной нервной системы, как влияние половых гормонов, продуцируемых яичниками. Самую простую для изучения модель представляют эффекты эстрадиола и прогестерона на пищевое поведение. Так, в эксперименте было показано, что введение эстрогенов уменьшает прием пищи, в то время как прогестерон оказывает обратное влияние, подавляя анорексигенный эффект эстра­диола [25]. У женщин аппетит и потребление пищи в позднюю лютеиновую фазу цикла, когда уровни эстрадиола и прогестерона высоки, оказываются значительно более выраженными по сравнению с поздней фолликулярной фазой, когда наблюдается изолированное повышение уровня эстрадиола [26]. Нарушения пищевого поведения связаны с изменением баланса между эстрадиолом и прогестероном [27], причем гормональное взаимодействие ассоциировано с увеличением частоты эмоциогенных нарушений [28], но не повышением приема пищи в результате физиологического чувства голода, что демонстрирует опосредованное влияние половых стероидов на пищевое поведение, результирующее их множественные эффекты в отношении настроения.

Первичность и вторичность психической и гормональной дисфункции можно обсуждать в контексте различных заболеваний. У больных синдромом поликистозных яичников (СПКЯ) часто встречаются тревожные (32%) и депрессивные (5%) расстройства [29], и их возникновение связывают с измененным гормональным гомеостазом. Сами по себе стойкие нарушения менструального цикла, бесплодие, необходимость использования вспомогательных репродуктивных технологий, несомненно, влияют на психический статус женщин [30, 31], но при этом надо помнить, что и нарушения цикла, и бесплодие, и само развитие симптоматики СПКЯ могут оказаться результатом стрессовых событий. С другой стороны, такие явно психические расстройства, как нервная анорексия сопровождаются нарушениями менструального цикла, обычно по типу олигоменореи/аменореи [32]. Позиция DSM-5 [33], согласно которой наличие аменореи при нервной анорексии отражает только низкий статус питания и не коррелирует с тяжестью психологических или поведенческих нарушений, представляется довольно странной, если учесть, что вне зависимости от массы тела при нервной анорексии наблюдаются не только аменорея, но и регулярный менструальный цикл [34].

Изучение данного феномена вернуло внимание исследователей к работам, выполненным в парадигме психофизиологического направления в конце XX века, где авторы впервые дифференцировали понятие «внутреннего» (биологического, зависящего от физиологических предрасположенностей и состояния организма) и «внешнего» (ситуационного, исходящего из окружающей среды) стресса, оказывающего разнообразное влияние на репродуктивную функцию человека. На моделях изучения пищевого поведения у женщин-близнецов были продемонстрированы генетические и средовые факторы формирования поведенческих расстройств, причем значимость генетического фактора увеличивалась с возрастом в течение пубертатного периода [35].

Клинические и экспериментальные исследования в области генетики [36] позволили выдвинуть гипотезу о наличии полиморфизма ряда генов, ассоциированных с функциональной аменореей любого происхождения: гены G260E\R756H, R85H, L173R, кодирующие рецептор фактора роста фибробластов типа 1 и рецептор прокинетицина типа 2; обсуждается также повышенная вероятность развития стресс-зависимой гипоталамической аменореи при аномальной экспрессии генов, кодирующих синтез компонентов серотонинергической системы [37, 38]. Эстрадиол, по-видимому, выступает как мощный эпигенетический регулятор активности генов, связанных со стрессовой реакцией и формированием поведения [28]. При наличии предрасположенности, повышение секреции эстрадиола по мере становления репродуктивной системы становится серьезным фактором стресс-зависимых нарушений, и сам гормон выступает в роли стрессора, приводящего в итоге к последовательному формированию ановуляции, гиперэстрогении, гипоэстрогении и нарушению менструального цикла [34].

Основоположником второго направления исследований проблемы СНМЦ можно считать Зигмунда Фрейда. В рамках сформулированной им психодинамической концепции стресс-провоцированных нарушений менструального цикла автор рассматривал в качестве причины их возникновения в первую очередь нарушение половой самоидентификации в период раннего развития. Психоаналитическое направление в изучении функциональных изменений менстру­ального цикла продолжается по настоящее время. При этом в качестве основных факторов, лежащих в основе СНМЦ, рассматриваются: 1) неосознанный страх перед утратой безопасности; 2) неприятие, внутренний отказ от сексуальности; 3) проблема с половой и/или ролевой идентичностью.

Развитие соматизированных/невротических сос­то­яний, ассоциированных с нарушением репро­дуктивной функции женщин и реализующихся в рамках тревожной реакции сепарации (разрыв с привычным социумом или человеком, с котором установлены доверительные отношения), описаны в европейской психоаналитической литературе [39]. В последние годы активно разрабатывается также концепция пренатального и перинатального стресса, причем в развитии ментальных расстройств у детей, переживших антенатальный стресс, определяется четкий гендерный диморфизм. Лонгитудинальные когортные исследования показали, что низкий гестационный возраст и маловесность новорожденных девочек связаны с относительным повышением риска депрессии в подростковом возрасте [40], так же как и депрессия у матери во время беременности и повышенный уровень кортизола во время беременности и лактации [41]. Большое значение в формировании высокой стрессовой чувствительности имеет сепарация – разлучение с матерью даже в пределах нескольких часов – в раннем возрасте [42]. Стрессовые события в детстве, определяющие негативный прогноз по психическим и менструальным нарушениям, связаны не только с лично перенесенными травмирующими событиями, но и с фигурами родителей [17, 43]. Семейное неблагополучие определяет повышенную стрессовую чувствительность девочек, которая впоследствии ложится в основу формирования как психологических/поведенческих, так и менструальных нарушений после действия даже умеренного стрессового фактора.

В рамках психопатологического направления изучения СНМЦ следует упомянуть также работы, свидетельствующие об эффективности некоторых психоаналитических и психотерапевтических методов в коррекции одновременно психических и менструальных расстройств [7, 37, 44].

Относительно небольшое число исследований, рассматривающих проблему СНМЦ, выполнено в традициях клинической медицины с применением психометрических методов обследования [45, 46]. В этих работах с высокой частотой были выявлены коморбидные СНМЦ депрессивные и тревожные расстройства [7]. Интересно, что данные лабораторных тестов продемонстрировали достоверную корреляцию между наличием депрессивных симптомов и снижением пульсирующей секреции ЛГ. Вместе с тем было отмечено, что настроение женщин существенно зависит от содержания в плазме крови половых стероидов, особенно эстрогенов [47]. У молодых пациенток с функциональной гипоталамической аменореей гипоэстрогенизм тесно связан с изменениями активности в головном мозге различных нейропептидов, нейротрансмиттеров, нейростероидов – в модуляции настроения у женщин с аменореей особое значение придают флуктуациям серотонина, дофамина, аллопрегненалона [48]. Еще один гормональный механизм модуляции настроения ассоциирован с гиперкортизолемией, которая весьма характерна для больных с аменореей: уровень кортизола плазмы крови позитивно коррелирует с оценкой выраженности тревоги и депрессии в соответствии со шкалой Гамильтона тревоги и депрессии [49]. При обследовании пациентки демонстрируют особую восприимчивость к жизненным событиям, ограничительные формы пищевого поведения, депрессивные черты и психосоматические нарушения [14]. Психопатологические аспекты аменореи включают проблемы зрелости, социальной безопасности, интроверсию, тенденцию к депрессивности, избыточное внимание к диетам и страх прибавки в весе [46].

Таким образом, СНМЦ, связанные с нарушениями менструального ритма, формируются в рамках разных психических нарушений, среди них расстройства адаптации, астенические, астено-депрессивные, тревожно-ипохондрические, тревожно-депрессивные расстройства. Личностная структура пациенток с СНМЦ также имеет ряд особенностей, большинство из которых относится к категории тревожной акцентуации при расстройствах личности эмоционально-неустойчивого и истерического типов.

Помимо аменореи, СНМЦ включают ряд других нарушений: аномальные маточные кровотечения дисфункционального происхождения, болевые синдромы, соматические и аффективные циклические расстройства (предменструальный синдром и предменструальное дисфорическое расстройство). Нейроэндокринные характеристики стрессовой реакции у женщин с перечисленными вариантами менструальной дисфункции принципиально отличаются от таковых у больных с гипоталамической аменореей. При наличии гиперкортизолемии как неотъемлемой части стресс-зависимых нарушений у пациенток с болевыми синдромами, к примеру, наблюдается относительно высокий уровень пролактина [14], тогда как для гипоталамической аменореи свойственна низкая секреция гормона. Психопатологические особенности больных с альтерациями секреции пролактина также описываются в рамках тревожно-депрессивных нарушений, но поведенческие характеристики и личностный портрет этих женщин существенно отличаются от портрета пациенток с гипогонадотропным статусом. Это в очередной раз обращает наше внимание на еще не исследованные области формирования ГГН и экстрагипоталамических стрессовых реакций, их генетической детерминации и реализации в виде индивидуальных фенотипических вариантов нарушений менструального цикла и психопатологических особенностей.

Очевидно, что стресс оказывает сильное воздействие на репродуктивную систему. Между ГГН и гипоталамо-гипофизарно-яичниковой осями существуют реципрокные отношения, и активация одной из них приводит к подавлению другой. Эстрогены модулируют гипоталамо-гипофизарный ответ [25, 27, 28], а повторная, особенно хроническая активность систем стрессовых ответов подавляет секрецию эстрогенов или, через симпатическую нервную систему и норэпинефрин, приводит к нециклической ановуляторной дисфункции с развитием кист. Стрессовая реакция имеет самостоятельное влияние на поведение и психические функции [20, 21]. Вместе с тем, стероид-зависимая модуляция нейрональных систем головного мозга вносит свой вклад в развитие ментальных и поведенческих нарушений, формируя особые личностные портреты пациенток с СНМЦ. Сочетание СНМЦ и психических расстройств ожидаемо, но вариации взаимодействия менструальной и психической стресс-обусловленной дисфункции у женщин подлежит дальнейшим исследованиям.

Список литературы

1. Агарков В.А., Бронфман С.А., Кудаева Л.М., Уварова Е.В. Психологические аспекты патогенеза функциональной аменореи. Психическое здоровье. 2012; 10(7): 70-9.

2. Palm-Fischbacher S., Ehlert J. Dispositional resilience as a moderator of the relationship between chronic stress and irregular menstrual cycle. J. Psychosom. Obstet. Gynaecol. 2014; 35(2): 42-50.

3. Practice Committee of the American Society for Reproductive Medicine. Current evaluation of amenorrhea. Fertil. Steril. 2006; 86(5, Suppl. 1): S148-55.

4. Williams N.I., Berga S.L., Cameron J.L. Synergism between psychosocial and metabolic stressors: impact on reproductive function in cynomolgus monkeys. Am. J. Physiol. Endocrinol. Metab. 2007; 293(1): E270-6.

5. Кузнецова И.В., Коновалов В.А. Нарушения менструального цикла и их гормональная коррекция в контексте стрессзависимых, психовегетативных расстройств. Медицинский совет. 2014; 9: 12-6.

6. Meczekalski B., Katulski K., Czyzyk A., Podfigurna-Stopa A., Maciejewska-Jeske M. Functional hypothalamic amenorrhea and its influence on women’s health. J. Endocrinol. Invest. 2014; 37(11): 1049-56.

7. Berga S.L., Loucks T.L. Use of cognitive behavior therapy for functional hypothalamic amenorrhea. Ann. N. Y. Acad. Sci. 2006; 1092: 114-29.

8. Podfigurna-Stopa A., Pludowski P., Jaworski M., Lorenc R., Genazzani A.R., Meczekalski B. Skeletal status and body composition in young women with functional hypothalamic amenorrhea. Gynecol. Endocrinol. 2012; 28(4): 299-304.

9. Berga S.L., Loucks T.L. Stress and reproductive function. Female Patient. 2009; 34(1): 13-6.

10. Liu J.H., Bill A.H. Stress-associated or functional hypothalamic amenorrhea in the adolescent. Ann. N. Y. Acad. Sci. 2008; 1135: 179-84.

11. Parashar R., Bhalla P., Rai N.K., Pakhare A., Babbar R. Migraine: is it related to hormonal disturbances or stress? Int. J. Women’s Health. 2014; 6: 921-5.

12. Gordon C. Functional hypothalamic amenorrhea. N. Engl. J. Med. 2010; 363(4): 364-71.

13. Tamura H., Takasaki A., Taketani T., Tanabe M., Kizuka F., Lee L. et al. Melatonin as a free radical scavenger in the ovarian follicle. Endocr. J. 2013; 60(1): 1-13.

14. Bomba M., Gambera A., Bonini L., Peroni M., Neri F., Scagliola P., Nacinovich R. Endocrine profiles and neuropsychologic correlates of functional hypothalamic amenorrhea in adolescents. Fertil. Steril. 2007; 87(4): 876-85.

15. Ekbäck M., Lindberg M., Benzein E., Årestedt K. Health-related quality of life, depression and anxiety correlate to the degree of hirsutism. Dermatology. 2013; 227(3): 278-84.

16. Berga S.L., Loucks T.L. Stress induced anovulation. Elsevier; 2007: 615-31.

17. Allsworth J.E., Clarke J., Peipert J.F., Hebert M.R., Cooper A., Boardman L.A. The influence of stress on the cycle among newly incarcerated women. Women’s Health Issues. 2007; 17(4): 202-9.

18. Ulrich-Lai Y.M., Herman J.P. Neural regulation of endocrine and autonomic stress responses. Nat. Rev. Neurosci. 2009; 10(6): 397-409.

19. Valdes-Socin H., Rubio Almanza M., Tomé Fernández-Ladreda M., Debray F.G., Bours V., Beckers A. Reproduction, smell, and neurodevelopmental disorders: genetic defects in different hypogonadotropic hypogonadal syndromes. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2014; 5: 109.

20. Koob G.F. Brain stress systems in the amygdala and addiction. Brain Res. 2009; 1293: 61-75.

21. Uhart M., Wand G.S. Stress, alcohol and drug interaction: an update of human research. Addict. Biol. 2009; 14(1): 43-64.

22. Roa J., Tena-Sempere M. KiSS-1 system and reproduction: comparative aspects and roles in the control of female gonadotropic axis in mammals. Gen. Comp. Endocrinol. 2007; 153(1-3): 132-40.

23. Fourman L.T., Fazeli P.K. Neuroendocrine causes of amenorrhea – an update. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2015; 100(3): 812-24.

24. Meczekalski B., Genazzani A.R., Genazzani A.D., Warenik-Szymankiewicz A., Luisi M. Clinical evaluation of patients with weight loss-related amenorrhea: neuropeptide Y and luteinizing hormone pulsatility. Gynecol. Endocrinol. 2006; 22(5): 239-43.

25. Butera P.C. Estradiol and the control of food intake. Physiol. Behav. 2010; 99(2): 175-80.

26. McVay M.A., Copeland A.L., Geiselman P.J. Eating disorder pathology and menstrual cycle fluctuations in eating variables in oral contraceptive users and non-users. Eat. Behav. 2011; 12(1): 49-55.

27. Klump K.L., Keel P.K., Culbert K.M., Edler C. Ovarian hormones and binge eating: exploring associations in community samples. Psychol. Med. 2008; 38(12):1749-57.

28. Klump K.L., Keel P.K., Racine S.E., Burt S.A., Neale M., Sisk C.L. et al. The interactive effects of estrogen and progesterone on changes in emotional eating across the menstrual cycle. J. Abnorm. Psychol. 2013; 122(1): 131-7.

29. Bazarganipour F., Ziaei S., Montazeri A., Foroozanfard F., Kazemnejad A., Faghihzadeh S. Psychological investigation in patients with polycystic ovary syndrome. Health Qual. Life Outcomes. 2013; 11: 141.

30. Himelein M.J., Thatcher S.S. Polycystic ovary syndrome and mental health: a review. Obstet. Gynecol. Surv. 2006; 61(11): 723-32.

31. Ching H.L., Burke V., Stuckey B.G.A. Quality of life and psychological morbidity in women with polycystic ovary syndrome: body mass index, age and the provision of patient information are significant modifiers. Clin. Endocrinol. (Oxford). 2007; 66(3): 373-9.

32. Poyastro Pinheiro A., Thornton L.M., Plotonicov K.H., Tozzi F., Klump K.L., Berrettini W.H. et al. Patterns of menstrual disturbance in eating disorders. Int. J. Eat. Disord. 2007; 40(5): 424-34.

33. American Psychiatric Association. Diagnostic and statistical manual of mental disorders. 5th ed. (DSM-5). American Psychiatric Publ.; 2013.

34. Jappe L.H., Cao L., Crosby R.D., Crow S.J., Peterson C.B., Le Grande D. et al. Stress and eating disorder behavior in anorexia nervosa as a function of menstrual cycle status. Int. J. Eat. Disord. 2014; 47(2): 181-8.

35. Klump K.L., Burt S.A., McGue M., Iacono W.G. Changes in genetic and environmental influences on disordered eating across adolescence: a longitudinal twin study. Arch. Gen. Psychiatry. 2007; 64(12): 1409-15.

36. Caronia L.M., Martin C., Welt C.K. A genetic basis for functional hypothalamic amenorrhea. N. Engl. J. Med. 2011; 364(3): 215-25.

37. Bethea C.L., Lima F.B., Centeno M.L., Weissheimer K.V., Senashova O., Reddy A.P., Cameron J.L. Effects of citalopram on serotonin and CRF systems in the midbrain of primates with differences in stress sensitivity. J. Chem. Neuroanat. 2011; 41(4): 200-18.

38. Bethea C.L., Phu K., Reddy A.P., Cameron J.L. The effect of short moderate stress on the midbrain corticotropin-releasing factor system in a macaque model of functional hypothalamic amenorrhea. Fertil. Steril. 2013; 100(4): 1111-21.

39. Кинодо Ж.М. Приручение одиночества: сепарационная тревога в психоанализе. М.: Когито-Центр; 2008. 254с.

40. van Lieshout R.J., Boylan K. Increased depressive symptoms in female but not male adolescents born at low birth weight in the offspring of a national cohort. Can. J. Psychiatry. 2010; 55(7): 422-9.

41. Sandman C.A., Glynn L.M., Davis E.P. Is there a viability-vulnerability tradeoff? Sex differences in fetal programming. J. Psychosom. Res. 2013; 75(4): 327-35.

42. Claessens S.E., Daskalakis N.P., van der Veen R., Oitzl M.S., de Kloet E.R., Champagne D.L. Development of individual differences in stress responsiveness: an overview of factors mediating the outcome of early life experiences. Psychopharmacology. 2011; 214(1): 141-54.

43. Scott S. Parenting quality and children's mental health: biological mechanisms and psychological interventions. Curr. Opin. Psychiatry. 2012; 25(4): 301-6.

44. Горячук И.В., Финогенко Е.И. Профилактика и коррекция дезадаптивных состояний у студентов, формирующихся воздействием информационного стресса. Электронный журнал «Молодежный вестник ИрГТУ». 2012.

45. Петрова Н.Н., Подольхов Е.Н., Гзгзян А.М., Ниаури Д.А. Психические расстройства и личностно-психологические особенности у женщин с бесплодием при лечении ЭКО. Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М. Бехтерева. 2013; 2: 42-9.

46. Bomba M., Corbetta F., Bonini L., Gambera A., Tremolizzo L., Neri F., Nacinovich R. Psychopathological traits of adolescents with functional hypothalamic amenorrhea: a comparison with anorexia nervosa. Eat. Weight Disord. 2013; 19: 41-8.

47. McEwen B.S., Akama K.T., Spencer-Segal J.L., Milner T.A., Waters E.M. Estrogen effects on the brain: actions beyond the hypothalamus via novel mechanisms. Behav. Neurosci. 2012; 126(1): 4-16.

48. Kormos V., Gaszner B. Role of neuropeptides in anxiety, stress, and depression: from animals to humans. Neuropeptides. 2013; 47(6): 401-19.

49. Lawson E.A., Donoho D., Miller K.K., Misra M., Meenaghan E., Lydecker J. et al. Hypercortisolemia is associated with severity of bone loss and depression in hypothalamic amenorrhea and anorexia nervosa. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2009; 94(12): 4710-6.

Поступила 28.06.2016

Принята в печать 02.09.2016

Об авторах / Для корреспонденции

Волель Беатриса Альбертовна, д.м.н., профессор кафедры психиатрии и психосоматики ИПО ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова, старший научный сотрудник ФГБНУ НЦПP. Адрес: 119048, Россия, Москва, ул. Трубецкая, д. 8, стр. 2
Рагимова Айнур Алигейдаровна, аспирант кафедры психиатрии и психосоматики ИПО ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова. Адрес: 119048, Россия, Москва, ул. Трубецкая, д. 8, стр. 2
Кузнецова Ирина Всеволодовна, д.м.н., профессор, г.н.с. НИО женского здоровья НИЦ ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова. Адрес: 119435, Россия, Москва, ул. Еланского, д. 2, стр. 1
Бурчаков Денис Игоревич, научный сотрудник НИО женского здоровья НИЦ ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова. Адрес: 119435, Россия, Москва, ул. Еланского, д. 2, стр. 1

Для цитирования: Волель Б.А., Рагимова А.А., Кузнецова И.В., Бурчаков Д.И. Современные представления о стресс-зависимых нарушениях менструального цикла. Акушерство и гинекология. 2016; 12: 34-40.
http://dx.doi.org/10.18565/aig.2016.12.34-40

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.