Коморбидность эндометриоза и ее клиническое значение

Чернуха Г.Е., Пронина В.А.

ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова» Министерства здравоохранения Российской Федерации, Москва, Россия
Коморбидность является одной из актуальных междисциплинарных проблем современной медицины, в том числе – гинекологии. С точки зрения диагностики эндометриоза оценка сопутствующей патологии является одним из эффективных и доступных методов первичного скрининга данной группы пациенток. Однако в реальной клинической практике преимущественно оцениваются жалобы пациенток, клиническая картина и наличие гинекологических заболеваний; в то время как соматический анамнез оценивается не полно, а иногда и вовсе остается без внимания. Тем не менее взаимосвязь эндометриоза с негинекологической патологией может иметь важное клиническое значение. В современных отечественных и зарубежных источниках литературы достаточно широко об­суж­дается вопрос коморбидности эндометриоза с патологией щитовидной железы, заболеваниями сердечно-сосудистой системы, фиброзно-кистозной болезнью, онкозаболеваниями. Однако остается без внимания широкий спектр сопутствующей негинекологической патологии, которая, тем не менее, достаточно часто встречается и прогностически значима для диагностики эндометриоза.
В обзоре представлены данные, демонстрирующие общность этиологии и патогенеза эндометриоза с низким индексом массы тела (ИМТ), акне, мигренью и синдромом раздраженного кишечника (СРК). Коморбидность эндометриоза с низким ИМТ и акне недостаточно изучена ввиду отсутствия полноценной доказательной базы данной взаимосвязи. Тем не менее эти коморбидные состояния являются не только простыми для диагностики в рамках первичного амбулаторного приема, но и обладают достаточной степенью специфичности для выявления женщин группы риска развития эндометриоза наравне с такими широко известными заболеваниями, как мигрень и СРК.
Заключение: Информация о коморбидности эндометриоза как с гинекологическими, так и с негинекологическими заболеваниями может служить основой правильного консультирования пациенток на начальном этапе обследования. Это будет способствовать сокращению времени до постановки диагноза и минимизации применения инвазивных методов исследования.

Вклад авторов: Пронина В.А. – сбор и обработка материала; Пронина В.А., Чернуха Г.Е. – написание текста;
Чернуха Г.Е. – редактирование.
Конфликт интересов: Авторы заявляют об отсутствии возможных конфликтов интересов.
Финансирование: Финансирование данной работы отсутствует.
Для цитирования: Чернуха Г.Е., Пронина В.А. Коморбидность эндометриоза и ее клиническое значение.
Акушерство и гинекология. 2023; 1: 27-34
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2022.252

Ключевые слова

эндометриоз
коморбидность
индекс массы тела
акне
мигрень
синдром раздраженного кишечника

Эндометриоз рассматривается как хроническое гормоно- и иммунозависимое воспалительное заболевание, диагностируемое преимущественно среди женщин репродуктивного возраста. Частота встречаемости данного заболевания в общей популяции составляет около 10%, среди женщин с бесплодием она достигает 50%, а среди пациенток с хронической тазовой болью (ХТБ) – 90% [1–3]. На сегодняшний день одним из наиболее актуальных направлений исследований является оптимизация неинвазивной диагностики заболевания, в том числе – поиск фенотипических маркеров и коморбидных состояний, связанных с эндометриозом. Это обусловлено задержкой постановки диагноза, которая варьирует от 6 до 8 лет [4]. Несвоевременная диагностика заболевания оказывает негативное влияние на качество жизни пациенток, поскольку приводит к развитию более тяжелых форм эндометриоза, а также к возникновению центральной сенситизации – феномена, характеризующегося повышенной чувствительностью и реактивностью ноцицептивных нейронов центральной нервной системы в ответ на нормальную или подпороговую стимуляцию [5, 6]. Результаты многочисленных исследований демонстрируют, что женщины с эндометриозом имеют повышенный риск возникновения сопутствующих гинекологических (миома матки, бесплодие, кисты яичников, воспалительные заболевания органов малого таза), негинекологических заболеваний и состояний (низкий индекс массы тела (ИМТ), интерстициальный цистит, синдром раздраженного кишечника (СРК), мигрень и др.) [2, 7–9]. В связи с этим важность определения наиболее клинически значимых состояний, сопутствующих эндометриозу, не вызывает сомнений.

Индекс массы тела

Глобальный консорциум исследователей эндометриоза (ГКИЭ) относит вопрос изучения фенотипических проявлений заболевания к числу высокоприоритетных. В одной из последних деклараций ГКИЭ было заявлено о целесообразности «проведения исследования по изучению взаимосвязи между фенотипическими маркерами, включая ИМТ, и эндометриозом» [10]. Следует отметить, что многие исследователи обращали внимание на взаимосвязь между антропометрическими параметрами и частотой эндометриоза. В крупном проспективном Датском исследовании, включавшем 171 447 женщин, изучалось влияние массы тела при рождении, ИМТ и роста в возрасте 7–13 лет на риск возникновения эндометриоза в будущем. Было обнаружено, что более низкий ИМТ и высокий рост были связаны с повышенным риском развития эндометриоза как в целом, так и его отдельных фенотипов – перитонеального и яичникового. Авторы предположили, что одним из возможных механизмов, который бы объяснял полученные результаты, является влияние эстрогенов на ускорение линейного роста, которое происходит в период полового созревания, что согласуется с концепцией эндометриоза как эстроген-зависимого заболевания [11]. Эти результаты подтверждаются более ранним исследованием, где изучались размеры тела (соматотип, по классификации Sorensen et al., 1983) и рост в возрасте 8 лет, в период менархе и в 20–25 лет. Было установлено, что соматотип (в баллах от 1 до 8) обратно пропорционален риску возникновения эндометриоза для всех возрастных групп. Наиболее высокие женщины (занимающие самые верхние квартили роста) имели значительно большие риски развития эндометриоза по сравнению с женщинами в самых низких квартилях (<158 см) (162–164 см: отношение шансов (ОШ) 1,28; 95% доверительный интервал (ДИ) 1,12–1,46; ≥165 см: ОШ 1,33; 95% ДИ 1,18–1,49, P<0,0001) [12]. Результаты других исследований демонстрируют, что женщины с низким ИМТ и коэффициентом соотношения окружности талии и бедер <0,60, имеют более высокий риск развития эндометриоза [13, 14]. В исследовании по сравнению антропометрических данных пациенток с эндометриозом и здоровых женщин контрольной группы было обнаружено, что вероятность наличия заболевания при одинаковом росте больше при меньших значениях следующих показателей: массы тела (ОШ 0,71; 95% ДИ 0,57–0,88); толщины кожной складки под лопаткой (ОШ 0,79; 95% ДИ 0,65–0,98); окружности талии и бедер (ОШ 0,79; 95% ДИ 0,64–0,98 и ОШ 0,76; 95% ДИ 0,61–0,94 соответственно); общей площади плеча и мышц плеча (ОШ 0,76; 95% ДИ 0,61–0,94 и отношение рисков (ОР) 0,74; 95% ДИ 0,59–0,93 соответственно) и ИМТ (ОШ 0,75; 95% ДИ 0,60–0,93) [15]. Метаанализ, включающий результаты 11 работ (2 когортных и 9 исследований случай-контроль), показал, что более высокий ИМТ коррелирует с более низким риском эндометриоза. Общий анализ продемонстрировал снижение риска эндометриоза на 33% на каждые 5 кг/м2 увеличения ИМТ [16].

Несмотря на имеющиеся исследования, демонстрирующие взаимосвязь ИМТ, соматотипа и роста с эндометриозом, убедительных данных, которые бы объясняли эту ассоциацию, получено не было. Более того, известно, что на формирование соматотипа в детстве влияют не только эстрогены, но и целый ряд других факторов, включая генетическую предрасположенность, социальный статус семьи, характер питания, подверженность инфекциям, гормональный профиль и другие [12]. Тем не менее в литературе можно найти ряд возможных объяснений указанной взаимосвязи. Так, есть предположение, что низкий ИМТ связан с относительно более низким внутрибрюшным давлением. Это облегчает обратную регургитацию менструальной крови из полости матки, что является базовой патогенетической концепцией развития эндометриоза. Другим объяснением могут служить классические симптомы эндометриоза – дисменорея, ХТБ, которые наряду с нередко сопутствующими желудочно-кишечными расстройствами (тошнота, диарея) могут привести к потере аппетита и ограничению приема пищи [14]. Данные литературы демонстрируют также, что эндометриоз может влиять на ИМТ за счет воздействия на адипоциты и жировой обмен. Так, в экспериментальном исследовании на мышах с индуцированным эндометриозом было показано, что при эндометриозе имеют место снижение прибавки массы тела и наличие меньшего количества жировой ткани в организме, по сравнению с контрольными животными, которым было выполнено «ложное» хирургическое вмешательство. Исследователи установили повышение экспрессии 4 генов – Cyp2r1, Fabp4, Mrc1 и Rock2, связанных с потерей веса, и снижение экспрессии 2 генов, связанных с ожирением, – Igfbp1 и Mmd2. Это указывает на возможное влияние эндометриоза на метаболические изменения в организме, способствующие снижению массы тела [17]. В другом исследовании на животных подобные фенотипические проявления объяснялись уменьшением числа клеток-предшественников адипоцитов, что могло препятствовать увеличению количества жировой ткани у мышей [18]. Высказываются предположения, что у женщин с эндометриозом имеются изменения и на уровне самих адипоцитов. Обнаружено, что ингибирование микроРНК Let-7b, наблюдаемое при эндометриозе, способно влиять на экспрессию метаболических генов жировых клеток и снижение их пролиферативной способности [18]. Известно, что избыточная экспрессия мРНК Let-7b ассоциирована с развитием инсулинорезистентности и нарушением толерантности к глюкозе [19]. Таким образом, изменение экспрессии ряда микроРНК, наряду с влиянием генетических факторов, может рассматриваться в качестве возможных механизмов, отражающих связь эндометриоза с низким ИМТ.

При эндометриозе наблюдается повышение уровня некоторых адипокинов в сыворотке крови, в частности, лептина – пептидного гормона, секретирующегося преимущественно в белой жировой ткани, участвующего в регуляции энергетического обмена и подавлении аппетита [20]. Данные литературы демонстрируют, что при эндометриозе могут диагностироваться более высокие уровни лептина, хотя четкая взаимосвязь со степенью его распространения не прослеживается [21–23]. Так, в одном из исследований более низкие концентрации лептина наблюдались при распространенном процессе в сравнении с ранними стадиями заболевания, что не имело патогенетического обоснования, но объяснялось авторами широкой вариабельностью значений сывороточного уровня лептина [22]. В другом исследовании, схожем по дизайну, куда были включены женщины с одинаковым ИМТ, было выявлено прогрессивное увеличение концентрации лептина от I к IV стадии эндометриоза [23].

Стоит отметить, что лептин, помимо своей основной функции – влияния на энергетический обмен, участвует в процессах воспаления и ангиогенеза [24, 25], а также в повышении митотической активности эутопического и эктопического эндометрия, что наблюдается и при эндометриозе [26]. Как показали исследования, лептин может синтезироваться не только в адипоцитах, но и в ткани яичников, плаценте и эндометрии [27]. По некоторым данным, в образцах ткани эндометриом экспрессия лептина достигала 100%, в то время как в нормальном эндометрии этот показатель составлял лишь 59,5%. Это дает возможность предположить, что эндометриоидная ткань может служить дополнительным источником продукции этого пептида. Выявлено также, что при эндометриозе, независимо от ИМТ и стадии заболевания, повышена экспрессия рецепторов к лептину (72,7% – при эндометриозе и 33,3% – в группе контроля) [28]. На основании этого можно высказать предположение, что у женщин с эндометриозом даже при низких или нормальных концентрациях лептина может наблюдаться его избыточное влияние, ассоциированное с низкими показателями ИМТ. Хотя при ожирении высокие уровни сывороточного лептина не оказывают подобного эффекта, что во многом объясняется феноменом лептинорезистентности [29]. Данные систематического обзора и метаанализа, опубликованного коллективом ученых из разных стран Европы в 2021 г., демонстрируют, что у пациенток с эндометриозом выявляются более высокие концентрации лептина и в перитонеальной жидкости, в сравнении с контролем [27]. Таким образом, уточнение антропометрических данных пациенток с эндометриозом и изучение показателей жирового обмена представляются важными с клинической точки зрения для совершенствования подходов к ранней диагностике этого заболевания.

Акне

Acne vulgaris является полиэтиологическим заболеванием, в генезе которого важную роль играют хроническое воспаление, избыток андрогенов, а также изменение состава микробиоты кожи со сдвигом в сторону увеличения бактерий рода Cutibacterium [30]. Пациентки с эндометриозом часто имеют кожные проявления андрогенизации в виде акне и себореи. В литературе имеется ряд исследований, демонстрирующих эту взаимосвязь. Так, было установлено, что у подростков с акне тяжелой степени риск развития эндометриоза был на 20% выше в сравнении со здоровыми девушками (ОР 1,20; 95% ДИ 1,08–1,32) [31]. В недавнем исследовании, проведенном в Италии, были получены данные о двукратном повышении частоты акне среди пациенток с эндометриозом (ОР 2,5; 95% ДИ 1,1–5,7; р=0,025). Результаты многомерного логистического регрессионного анализа показали, что наличие акне в подростковом возрасте связано с повышенным риском развития эндометриоза наравне с такими хорошо известными клиническими проявлениями заболевания, как ХТБ, диспареуния ≥3 баллов по визуальной аналоговой шкале (ВАШ) и дисхезия. Авторами этого исследования была разработана модель предикции эндометриоза, имеющая чувствительность 90,2% и специфичность 75% [32]. Ассоциацию эндометриоза и акне можно объяснить близостью расположения на хромосоме 8q24 полиморфного локуса rs4133274, связанного с тяжелым проявлением акне у подростков (ОШ 4,01; 95% ДИ 2,37–6,82) [33] и гена c-MYC, связанного с клеточной пролиферацией эндометриоидной ткани [34, 35]. При этом полиморфный локус rs4133274 расположен всего на 72 тысячи пар нуклеотидов выше гена MYC на хромосоме 8q24 [33], что может указывать на возможное сцепленное наследование обоих признаков. Связь эндометриоза с акне объясняют также и с других позиций. Полагают, что лептин может участвовать в патогенезе акне за счет усиления продукции интерлейкина-6, -8 и ряда других провоспалительных цитокинов в себоцитах [36]. Таким образом, несмотря на отсутствие убедительной патогенетической взаимосвязи эндометриоза и акне, их наличие, наряду с низким ИМТ, можно рассматривать в качестве возможных фенотипических маркеров эндометриоза, обосновывающих поиск других характерных признаков данного заболевания.

Мигрень

Эндометриоз часто ассоциирован с мигренью, о чем свидетельствуют данные большого числа научных исследований. Мигрень, как и эндометриоз, достаточно распространенное генетически-детерминированное заболевание, частота которого варьирует от 2,6 до 21,7%, составляя в среднем 12% в популяции [37]. Установлено, что риск эндометриоза значительно выше у женщин с мигренью (ОШ 2,62; 95% ДИ 1,43–4,79) [38]; более тяжелые формы эндометриоза встречаются в 4,6 раза чаще (ОШ 4,6; 95% ДИ 2,7–8,1), а аденомиоз – в 5 раз чаще [39].

Стоит отметить наличие общих факторов риска возникновения этих заболеваний, таких как ранний возраст менархе, обильные менструальные кровотечения, циклический характер болей и связь с менструальным циклом [40–42]. Исследование, проведенное в группе подростков, продемонстрировало, что при эндометриозе ранний возраст менархе (≤11 лет) был характерен для 51,2% девушек с мигренью и для 39,6% – при ее отсутствии. В противоположность этому при позднем менархе (≥14 лет) в сравнении с ранним мигрень выявлялась на 70% реже (ОШ 0,33; 95% ДИ 0,12–0,92) [43]. Известна также связь мигрени с менструальным циклом. Так, около 50% женщин с мигренью сообщают о возникновении приступов головной боли в дни менструации [44]. Результаты одного из исследований показали, что в когорте пациенток с мигренью эндометриоз встречается в 20% случаев при менструально-ассоциированной мигрени, в 17% – при истинной менструальной мигрени и лишь в 12% – при неменструальной мигрени [45]. Роль женских половых гормонов в генезе мигренозной головной боли подтверждается данными об уменьшении ее частоты и интенсивности во время беременности [42], фактом негативного влияния комбинированных оральных контрацептивов как на возникновение, так и на усугубление уже имеющейся головной боли [46] и положительного влияния прогестагенов на интенсивность приступов мигрени [47].

Крупные исследования на близнецах демонстрируют, что наследуемость мигрени составляет от 30 до 60% [48], а эндометриоза – около 50% [49], что говорит о существенном вкладе генетических факторов в этиологию обоих заболеваний. В другом исследовании, включающем 815 монозиготных и 457 дизиготных пар близнецов женского пола, были получены данные о том, что при эндометриозе вероятность развития мигрени повышалась примерно в 1,5 раза по сравнению с группой контроля (ОШ 1,57; 95% ДИ 1,12–2,21; Р=0,009). При этом между эндометриозом и мигренью отмечалась значительная аддитивная генетическая корреляция (rG=0,27; 95% ДИ 0,06–0,47) и двумерная наследуемость (ч2=0,17; 95% ДИ 0,08–0,27) в отсутствие достоверных доказательств влияния факторов окружающей среды [50]. С учетом и других имеющихся данных о возможной коморбидности эндометриоза и мигрени [38, 39, 51], встает вопрос о существовании общих аллелей или генов, наличием которых можно было бы объяснить столь частое их сочетание. Для подтверждения этой гипотезы было проведено исследование, определено 196 генов, потенциально связанных как с эндометриозом, так и с мигренью. Были определены однонуклеотидные полиморфизмы, характерные для обоих заболеваний, кодирующие такие характеристики менструального цикла, как возраст наступления менархе и менопаузы, продолжительность менструального цикла и другие. При этом авторы выделили 3 потенциальных гена-кандидата – ARL14EP (локус 11p14.1), TRIM32 (локус 9q33.1) и SLC35G6 (локус 17p13.1), роль которых в коморбидности мигрени и эндометриоза ранее не была определена [52]. В рамках другого исследования обнаружены однонуклеотидные полиморфизмы в генах рецепторов эстрогена 1-го и 2-го типов (ESR1 и ESR2) – rs2234693 (Pvull), rs9340799 (Xbal) и rs4986938 (AluI), предположительно связанные с обоими заболеваниями [53].

Ведущим клиническим проявлением мигрени и эндометриоза является болевой синдром. Одним из значимых механизмов формирования боли, характерной для обоих заболеваний, является центральная сенситизация. Роль центральных механизмов в генезе тазовой боли наглядно демонстрируется при проведении магнитно-резонансной томографии. У пациенток с симптомным эндометриозом можно визуализировать связь передних отделов островка – области, где происходит обработка боли, – с другими областями головного мозга, а также обнаружить более высокий уровень нейротрансмиттеров, способствующих усилению связи между передним островком и медиальной префронтальной корой, являющейся зоной модуляции боли [54]. С помощью шкалы центральной сенситизации (ШЦС) было установлено, что у пациенток с эндометриозом и мигренью балл ШЦС был значительно выше по сравнению с группой контроля с отсутствием мигрени (39,49±2,096 против 26,21±1,872; p<0,001), а также был более выраженным болевой синдром (дисменорея 97,3 и 65,86%, p=0,001; диспареуния 51,4 и 29,3%, p=0,056; ХТБ 13,88 и 2,44% 0,001, индекс тазовой боли 3,0054±1,19 и 1,17±1,03, p=0,03) в отсутствие статистически значимой разницы между формами эндометриоза [55]. Подводя итоги вышесказанному, можно заключить, что наличие жалоб на головные боли по типу мигрени может служить обоснованным поводом для выявления эндометриоза, в особенности при наличии сопутствующей клинической симптоматики заболевания.

Синдром раздраженного кишечника

Синдром раздраженного кишечника (СРК) – это функциональное расстройство, проявляющееся периодической абдоминальной болью, связанной с актом дефекации или изменениями частоты и характера стула. Учитывая достаточно широкую распространенность СРК в популяции (9,8–12,8%), в 1992 г. были разработаны римские критерии, позволяющие диагностировать данное патологическое состояние клинически. СРК устанавливается при частоте вышеуказанных симптомов не менее 1 раза в неделю в течение последних 3 месяцев, при этом вышеуказанные жалобы должны быть выявлены не менее чем за 6 месяцев до постановки диагноза [56]. По данным литературы, СРК диагностируется более чем в 3 раза чаще у женщин с эндометриозом по сравнению со здоровыми женщинами [57], а среди подростков вероятность наличия СРК увеличивается до 5 раз (95% ДИ 2,13–13,0) [58]. Этиология СРК остается до конца не изученной. Считается, что это мультифакторное заболевание, в развитии которого играют роль хроническое воспаление, дисбиоз, изменение проницаемости кишечника с транслокацией бактериальных эндотоксинов в просвет кишки, нарушение иммунной регуляции, дисфункция оси мозг-кишечник и ряд других механизмов [59]. Дисбиотические нарушения и липополисахарид клеточной стенки грамотрицательных бактерий способствуют продукции провоспалительных цитокинов и факторов роста, что является одним из патогенетических механизмов формирования как СРК, так и эндо­метриоза [60, 61]. В основе взаимо­связи СРК и эндометриоза могут лежать не только воспалительные, но и гормональные нарушения ввиду присутствия ГнРГ-содержащих нейронов и рецепторов ЛГ в кишечнике. Об этом может свидетельствовать более частое обострение желудочно-кишечных симптомов во время менструации и преимущественная распространенность СРК среди женщин по сравнению с мужчинами [62, 63].

Другим патогенетическим механизмом, объясняющим связь эндометриоза с СРК, является наличие висцеральной гиперчувствительности. Известно, что существует тесная взаимосвязь между висцеральными органами и их иннервацией за счет конвергенции афферентных путей на уровне спинного мозга и в высших мозговых структурах. Эта конвергенция способствует перекрестной реактивности, ввиду чего клинически сложно разделить ХТБ и СРК, а также определить исходную локализацию болевого синдрома [64]. Установлено, что перерастяжение стенки кишечника, характерное для СРК, приводит к активации афферентных нервных волокон, что может давать болевой синдром даже у пациенток в отсутствие глубокого и колоректального эндометриоза. Это может объяснять, почему женщины без распространенного патологического процесса часто жалуются на выраженные симптомы, несоразмерные степени их заболевания [65]. Установлено, что у подростков с тяжелой ациклической тазовой болью СРК встречается в 35,7 раза чаще в сравнении с контрольной группой (95% ДИ 4,67–272,6). Увеличение показателя ациклической боли на 1 балл по ВАШ повышало вероятность наличия СРК на 31% (скорректированное ОШ 1,31; 95% ДИ 1,18–1,47) [58].

Эндометриоз нередко сопряжен не только с СРК, но и такими желудочно-кишечными симптомами, как вздутие живота, тошнота, рвота, имеющими тенденцию к прогрессированию во время менструации [62]. Данные научных исследований демонстрируют, что подобная симптоматика нередко сопряжена с глубоким и колоректальным эндометриозом [66], и в этих случаях можно говорить об органической природе этих проявлений. При инфильтрации стенки кишки эндометриоидными очагами возникает локальное простагландин-опосредованное воспаление, иногда – механическая кишечная непроходимость и/или рецидивирующие микрокровоизлияния [62]. Таким образом, несмотря на наличие коморбидности эндометриоза и СРК, важное значение имеют дифференциальная диагностика последнего, в том числе с использованием римских критериев и дополнительных неинвазивных методов обследования, а также – скрининг на тяжелые формы эндометриоза при наличии желудочно-кишечных симптомов.

Заключение

Информация о коморбидности эндометриоза как с гинекологическими заболеваниями, так и с негинекологическими, наиболее значимые из которых послужили темой для обсуждения в данном обзоре, является важной не только для гинекологов, но и для врачей других специальностей, поскольку может служить основой правильного консультирования пациенток на начальном этапе обследования. Это будет способствовать сокращению времени до постановки диагноза и минимизации применения инвазивных методов исследования. Коморбидность эндометриоза с мигренью и СРК указывает на важность проведения «двойного скрининга» на выявление эндометриоза при наличии хотя бы одного из перечисленных сопутствующих состояний. Акцентирование внимания врачей на ИМТ пациенток с эндометриозом и проявлениях клинической гиперандрогении может определить «окно ранних возможностей», что позволит оптимизировать тактику ведения для снижения риска развития тяжелых форм заболевания за счет своевременного начала терапии.

Список литературы

  1. Meuleman C., Vandenabeele B., Fieuws S., Spiessens C., Timmerman D., D’Hooghe T. High prevalence of endometriosis in infertile women with normal ovulation and normospermic partners. Fertil. Steril. 2009; 92(1): 68-74. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2008.04.056.
  2. Choi E.J., Cho S.B., Lee S.R., Lim Y.M., Jeong K., Moon H.S., Chung H. Comorbidity of gynecological and non-gynecological diseases with adenomyosis and endometriosis. Obstet. Gynecol. Sci. 2017; 60(6): 579-86. https://dx.doi.org/10.5468/ogs.2017.60.6.579.
  3. Giudice L.C. Endometriosis. N. Engl. J. Med. 2010; 362(25): 2389-98. https://dx.doi.org/10.1056/nejmcp1000274.
  4. Nnoaham K.E., Hummelshoj L., Webster P., d'Hooghe T., de Cicco Nardone F., de Cicco Nardone C. et al. World Endometriosis Research Foundation Global Study of Women's Health consortium. Reprint of: Impact of endometriosis on quality of life and work productivity: a multicenter study across ten countries. Fertil. Steril. 2019; 112(4, Suppl. 1): e137-52. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2019.08.082.
  5. Chapron C., Lafay-Pillet M.C., Santulli P., Bourdon M., Maignien C., Gaudet-Chardonnet A. et al. A new validated screening method for endometriosis diagnosis based on patient questionnaires. EClinicalMedicine. 2022; 44: 101263. https://dx.doi.org/10.1016/j.eclinm.2021.101263.
  6. Бахтадзе М.А., Кукушкин М.Л., Чурюканов М.В., Давыдов О.С., Проскуряков К.В., Качановский М.С. Русскоязычная версия опросника для оценки центральной сенситизации: оценка валидности и надежности при хронической неспецифической боли в шее и спине. Российский журнал боли. 2021; 19(3): 12-20.
  7. Surrey E.S., Soliman A.M., Johnson S.J., Davis M., Castelli-Haley J., Snabes M.C. Risk of developing comorbidities among women with endometriosis: a retrospective matched cohort study. J. Womens Health (Larchmt). 2018; 27(9): 1114-23. https://dx.doi.org/10.1089/jwh.2017.6432.
  8. Knific T., Vouk K., Vogler A., Osredkar J., Gstöttner M., Wenzl R., Rižner T.L. Models including serum CA-125, BMI, cyst pathology, dysmenorrhea or dyspareunia for diagnosis of endometriosis. Biomark. Med. 2018; 12(7): 737-47. https://dx.doi.org/10.2217/bmm-2017-0426.
  9. Eisenberg V.H., Decter D.H., Chodick G., Shalev V., Weil C. Burden of endometriosis: infertility, comorbidities, and healthcare resource utilization. J. Clin. Med. 2022; 11(4): 1133. https://dx.doi.org/10.3390/jcm11041133.
  10. Rogers P.A., Adamson G.D., Al-Jefout M., Becker C.M., D'Hooghe T.M., Dunselman G.A. et al.; WES/WERF Consortium for Research Priorities in Endometriosis. Research priorities for endometriosis. Reprod. Sci. 2017; 24(2): 202-26. https://dx.doi.org/10.1177/1933719116654991.
  11. Aarestrup J., Jensen B.W., Ulrich L.G., Hartwell D., Trabert B., Baker J.L. Birth weight, childhood body mass index and height and risks of endometriosis and adenomyosis. Ann. Hum. Biol. 2020; 47(2): 173-80. https://dx.doi.org/10.1080/03014460.2020.1727011.
  12. Farland L.V., Missmer S.A., Bijon A., Gusto G., Gelot A., Clavel-Chapelon F. et al. Associations among body size across the life course, adult height and endometriosis. Hum. Reprod. 2017; 32(8): 1732-42. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dex207.
  13. Kim H.J., Lee H.S., Kazmi S.Z., Hann H.J., Kang T., Cha J. et al. Familial risk for endometriosis and its interaction with smoking, age at menarche and body mass index: a population-based cohort study among siblings. BJOG. 2021; 128(12): 1938-48. https://dx.doi.org/10.1111/1471-0528.16769.
  14. Holdsworth-Carson S.J., Dior U.P., Colgrave E.M., Healey M., Montgomery G.W., Rogers P.A., Girling J.E. The association of body mass index with endometriosis and disease severity in women with pain. J. Endometr. Pelvic Pain Disord. 2018; 10(2): 79-87. https://dx.doi.org/10.1177/2284026518773939.
  15. Backonja U., Hediger M.L., Chen Z., Lauver D.R., Sun L., Peterson C.M., Buck Louis G.M. Beyond body mass index: using anthropometric measures and body composition indicators to assess odds of an endometriosis diagnosis. J. Womens Health (Larchmt). 2017; 26(9): 941-50. https://dx.doi.org/10.1089/jwh.2016.6128.
  16. Liu Y., Zhang W. Association between body mass index and endometriosis risk: a meta-analysis. Oncotarget. 2017; 8(29): 46928-36. https://dx.doi.org/10.18632/oncotarget.14916.
  17. Goetz L.G., Mamillapalli R., Taylor H.S. Low body mass index in endometriosis is promoted by hepatic metabolic gene dysregulation in mice. Biol. Reprod. 2016; 95: 1-8. https://dx.doi.org/10.1095/biolreprod.116.142877.
  18. Zolbin M.M., Mamillapalli R., Nematian S.E., Goetz L., Taylor H.S. Adipocyte alterations in endometriosis: reduced numbers of stem cells and microRNA induced alterations in adipocyte metabolic gene expression. Reprod. Biol. Endocrinol. 2019; 17(1). https://dx.doi.org/10.1186/s12958-019-0480-0.
  19. Zhu H., Shyh-Chang N., Segrè A.V., Shinoda G., Shah S.P., Einhorn W.S. et al. DIAGRAM Consortium; MAGIC Investigators, Altshuler D, Daley GQ. The Lin28/let-7 axis regulates glucose metabolism. Cell. 2011; 147(1): 81-94. https://dx.doi.org/10.1016/j.cell.2011.08.033.
  20. Picó C., Palou M., Pomar C.A., Rodríguez A.M., Palou A. Leptin as a key regulator of the adipose organ. Rev. Endocr. Metab. Disord. 2022; 23(1): 13-30. https://dx.doi.org/10.1007/s11154-021-09687-5.
  21. Gonçalves H.F., Zendron C., Cavalcante F.S., Aiceles V., Oliveira M.A., Manaia J.H., Babinski M.A., Ramos C.F. Leptin, its receptor and aromatase expression in deep infiltrating endometriosis. J. Ovarian Res. 2015; 8: 53. https://dx.doi.org/10.1186/s13048-015-0180-0.
  22. Zhao Z., Wu Y., Zhang H., Wang X., Tian X., Wang Y. et al. Association of leptin and adiponectin levels with endometriosis: a systematic review and meta-analysis. Gynecol. Endocrinol. 2021; 37(7): 591-9. https://dx.doi.org/10.1080/09513590.2021.1878139.
  23. Hussein S.S., Farhan F.S., Ibrahim Ali A. Serum leptin as a marker for severity of endometriosis. Obstet. Gynecol. Int. 2020; 2020: 6290693. https://dx.doi.org/10.1155/2020/6290693.
  24. Kiernan K., MacIver N.J. The role of the adipokine leptin in immune cell function in health and disease. Fron.t Immunol. 2021; 11: 622468. https://dx.doi.org/10.3389/fimmu.2020.622468.
  25. Bedaiwy M.A., Falcone T., Goldberg J.M., Sharma R.K., Nelson D.R., Agarwal A. Peritoneal fluid leptin is associated with chronic pelvic pain but not infertility in endometriosis patients. Hum. Reprod. 2006; 21(3): 788-91. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dei376.
  26. Wu M.H., Chuang P.C., Chen H.M., Lin C.C., Tsai S.J. Increased leptin expression in endometriosis cells is associated with endometrial stromal cell proliferation and leptin gene up-regulation. Mol. Hum. Reprod. 2002; 8(5): 456-64. https://dx.doi.org/10.1093/molehr/8.5.456.
  27. Kalaitzopoulos D.R., Lempesis I.G., Samartzis N., Kolovos G., Dedes I., Daniilidis A. et al. Leptin concentrations in endometriosis: A systematic review and meta-analysis. J. Reprod. Immunol. 2021; 146: 103338. https://dx.doi.org/10.1016/j.jri.2021.103338.
  28. Choi Y.S., Oh H.K., Choi J.H. Expression of adiponectin, leptin, and their receptors in ovarian endometrioma. Fertil. Steril. 2013; 100(1): 135-41.e1-2. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2013.03.019.
  29. Izquierdo A.G., Crujeiras A.B., Casanueva F.F., Carreira M.C. Leptin, obesity, and leptin resistance: where are we 25 years later? Nutrients. 2019; 11(11): 2704. https://dx.doi.org/10.3390/nu11112704.
  30. Российское общество дерматовенерологов и косметологов. Клинические рекомендации «Акне вульгарные». 2020.
  31. Xie J., Kvaskoff M., Li Y., Zhang M., Qureshi A.A., Missmer S.A., Han J. Severe teenage acne and risk of endometriosis. Hum. Reprod. 2014; 29(11): 2592-9. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/deu207.
  32. Ricci G., Castelpietra E., Romano F., Di Lorenzo G., Zito G., Ronfani L. et al. Case-control study to develop and validate a questionnaire for the secondary prevention of endometriosis. PLoS One. 2020; 15(3): e0230828. https://dx.doi.org/10.1371/journal.pone.0230828.
  33. Zhang M., Qureshi A.A., Hunter D.J., Han J. A genome-wide association study of severe teenage acne in European Americans. Hum. Genet. 2014; 133(3): 259-64. https://dx.doi.org/10.1007/s00439-013-1374-4.
  34. Pellegrini C., Gori I., Achtari C., Hornung D., Chardonnens E., Wunder D. et al. The expression of estrogen receptors as well as GREB1, c-MYC, and cyclin D1, estrogen-regulated genes implicated in proliferation, is increased in peritoneal endometriosis. Fertil. Steril. 2012; 98(5): 1200-8. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2012.06.056.
  35. Khan M.A., Sengupta J., Mittal S., Ghosh D. Genome-wide expressions in autologous eutopic and ectopic endometrium of fertile women with endometriosis. Reprod. Biol. Endocrinol. 2012; 10: 84. https://dx.doi.org/10.1186/1477-7827-10-84.
  36. Törőcsik D., Kovács D., Camera E., Lovászi M., Cseri K., Nagy G.G. et al. Leptin promotes a proinflammatory lipid profile and induces inflammatory pathways in human SZ95 sebocytes. Br. J. Dermatol. 2014; 171(6): 1326-35. https://dx.doi.org/10.1111/bjd.13229.
  37. Yeh W.Z., Blizzard L., Taylor B.V. What is the actual prevalence of migraine? Brain Behav. 2018; 8(6): e00950. https://dx.doi.org/10.1002/brb3.950.
  38. Maitrot-Mantelet L., Hugon-Rodin J., Vatel M., Marcellin L., Santulli P., Chapron C., Plu-Bureau G. Migraine in relation with endometriosis phenotypes: Results from a French case-control study. Cephalalgia. 2020; 40(6): 606-13. https://dx.doi.org/10.1177/0333102419893965.
  39. Wu Y., Wang H., Chen S., Lin Y., Xie X., Zhong G., Zhang Q. Migraine is more prevalent in advanced-stage endometriosis, especially when Co-occuring with adenomoysis. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2022; 12: 814474. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2021.814474.
  40. Aegidius K., Zwart J.A., Hagen K., Dyb G., Holmen T., Stovner L. Increased headache prevalence in female adolescents and adult women with early menarche. The Head-HUNT Studies. Eur. J. Neurol. 2011; 18(2): 321-8. https://dx.doi.org/10.1111/j.1468-1331.2010.03143.x.
  41. Tietjen G.E., Conway A., Utley C., Gunning W.T., Herial N.A. Migraine is associated with menorrhagia and endometriosis. Headache. 2006; 46(2): 422-8. https://dx.doi.org/10.1111/j.1526-4610.2006.00290.x.
  42. Petrovski B.É., Vetvik K.G., Lundqvist C., Eberhard-Gran M. Characteristics of menstrual versus non-menstrual migraine during pregnancy: A longitudinal population-based study. J. Headache Pain. 2018; 19(1): 27. https://dx.doi.org/10.1186/s10194-018-0853-3.
  43. Miller J.A., Missmer S.A., Vitonis A.F., Sarda V., Laufer M.R., DiVasta A.D. Prevalence of migraines in adolescents with endometriosis. Fertil. Steril. 2018; 109(4): 685-90. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2017.12.016.
  44. Karlı N., Baykan B., Ertaş M., Zarifoğlu M, Siva A, Saip S, Ozkaya G. Turkish Headache Prevalence Study Group, Onal A.E. Impact of sex hormonal changes on tension-type headache and migraine: a cross-sectional population-based survey in 2,600 women. J. Headache Pain. 2012; 13(7): 557-65. https://dx.doi.org/10.1007/s10194-012-0475-0.
  45. Табеева Г.Р., Громова С.А., Корешкина М.И. Гинекологическая патология у пациенток с менструальной и неменструальной мигренью. Проблемы женского здоровья. 2013; 8(3): 44-51.
  46. Merki-Feld G.S., Caveng N., Speiermann G., MacGregor E.A. Migraine start, course and features over the cycle of combined hormonal contraceptive users with menstrual migraine - temporal relation to bleeding and hormone withdrawal: a prospective diary-based study. J. Headache Pain. 2020; 21(1): 81. https://dx.doi.org/10.1186/s10194-020-01150-1.
  47. Merki-Feld G.S., Imthurn B., Gantenbein A.R., Sandor P. Effect of desogestrel 75 µg on headache frequency and intensity in women with migraine: a prospective controlled trial. Eur. J. Contracept. Reprod. Health Care. 2019; 24(3): 175-81. https://dx.doi.org/10.1080/13625187.2019.1605504.
  48. Mulder E.J., Van Baal C., Gaist D., Kallela M., Kaprio J., Svensson D.A. et al. Genetic and environmental influences on migraine: a twin study across six countries. Twin Res. 2003; 6(5): 422-31. https://dx.doi.org/10.1375/136905203770326420.
  49. Saha R., Pettersson H.J., Svedberg P., Olovsson M., Bergqvist A., Marions L. et al. Heritability of endometriosis. Fertil. Steril. 2015; 104(4): 947-52. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2015.06.035.
  50. Nyholt D.R., Gillespie N.A., Merikangas K.R., Treloar S.A., Martin N.G., Montgomery G.W. Common genetic influences underlie comorbidity of migraine and endometriosis. Genet. Epidemiol. 2009; 33(2): 105-13. https://dx.doi.org/10.1002/gepi.20361.
  51. Jenabi E., Khazaei S. Endometriosis and migraine headache risk: a meta-analysis. Women Health. 2020; 60(8): 939-45. https://dx.doi.org/10.1080/03630242.2020.1779905.
  52. Adewuyi E.O., Sapkota Y., Auta A., Yoshihara K., Nyegaard M., Griffiths L.R. et al. Shared molecular genetic mechanisms underlie endometriosis and migraine comorbidity. Genes (Basel). 2020; 11(3): 268. https://dx.doi.org/10.3390/genes11030268.
  53. van der Vaart J.F., Merki-Feld G.S. Sex hormone-related polymorphisms in endometriosis and migraine: a narrative review. Womens Health (Lond). 2022; 18: 17455057221111315. https://dx.doi.org/10.1177/17455057221111315.
  54. As-Sanie S., Kim J., Schmidt-Wilcke T., Clauw D.J., Napadow V., Harris R.E. Functional connectivity is associated with altered brain chemistry in women with endometriosis-associated chronic pelvic pain. J. Pain. 2016; 17(1): 1-13. https://dx.doi.org/10.1016/j.jpain.2015.09.008.
  55. Багирова У.А., Чернуха Г.Е., Филатова Е.Г. Особенности болевого синдрома при генитальном эндометриозе и мигрени. Неврология, нейропсихиатрия, психосоматика. 2021; 13(1): 31-7. https://dx.doi.org/10.14412/2074-2711-2021-1-31-37.
  56. Lacy B., Patel N. Rome criteria and a diagnostic approach to irritable bowel syndrome. J. Clin. Med. 2017; 6: 99. https://dx.doi.org/10.3390/jcm6110099.
  57. Chiaffarino F., Cipriani S., Ricci E., Mauri P.A., Esposito G., Barretta M. et al. Endometriosis and irritable bowel syndrome: a systematic review and meta-analysis. Arch. Gynecol. Obstet. 2021; 303(1): 17-25. https://dx.doi.org/10.1007/s00404-020-05797-8.
  58. DiVasta A.D., Zimmerman L.A., Vitonis A.F., Fadayomi A.B., Missmer S.A. Overlap between irritable bowel syndrome diagnosis and endometriosis in adolescents. Clin. Gastroenterol. Hepatol. 2021; 19(3): 528-37.e1. https://dx.doi.org/10.1016/j.cgh.2020.03.014.
  59. Lovell R.M., Ford A.C. Global prevalence of and risk factors for irritable bowel syndrome: a meta-analysis. Clin. Gastroenterol. Hepatol. 2012; 10(7): 712-21. https://dx.doi.org/10.1016/j.cgh.2012.02.029.
  60. Huang H.L., Zhu J.Q., Yang L.S., Wu Q., Shou D.W., Chen H.T. et al. Fecal microbiota transplantation combined with a low FODMAP diet for the treatment of irritable bowel syndrome with predominant diarrhea. Oxid. Med. Cell. Longev. 2022; 2022: 5121496. https://dx.doi.org/10.1155/2022/5121496.
  61. Чернуха Г.Е., Пронина В.А., Припутневич Т.В. Микробиота кишечника и репродуктивного тракта при эндометриозе. Акушерство и гинекология. 2022; 8: 22-9. https://dx.doi.org/10.18565/aig.2022.8.22-29.
  62. Ek M., Roth B., Ekström P., Valentin L., Bengtsson M., Ohlsson B. Gastrointestinal symptoms among endometriosis patients--A case-cohort study. BMC Womens Health. 2015; 15: 59. https://dx.doi.org/10.1186/s12905-015-0213-2.
  63. Gee K.A., Gonlachanvit S., Ghoshal U.C., Chua A.S.B., Miwa H., Wu J. et al. Second Asian consensus on irritable bowel syndrome. J. Neurogastroenterol. Motil. 2019; 25(3): 343-62. https://dx.doi.org/10.5056/jnm19041.
  64. Ek M., Roth B., Bengtsson M., Ohlsson B. Gastrointestinal symptoms in women with endometriosis and microscopic colitis in comparison to irritable bowel syndrome: A Cross-Sectional Study. Turk. J. Gastroenterol. 2021; 32(10): 819-27. https://dx.doi.org/10.5152/tjg.2020.19583.
  65. Issa B., Onon T.S., Agrawal A., Shekhar C., Morris J., Hamdy S., Whorwell P.J. Visceral hypersensitivity in endometriosis: a new target for treatment? Gut. 2011; 61(3): 367-72. https://dx.doi.org/10.1136/gutjnl-2011-300306.
  66. Reh L.M., Darici E., Montanari E., Keckstein J., Senft B., Dauser B., Hudelist G. Differences in intensity and quality of bowel symptoms in patients with colorectal endometriosis : An observational cross-sectional study. Wien. Klin. Wochenschr. 2022; 134(21-22): 772-8. https://dx.doi.org/10.1007/s00508-022-02088-x.

Поступила 25.10.2022

Принята в печать 28.12.2022

Об авторах / Для корреспонденции

Чернуха Галина Евгеньевна, д.м.н., профессор, гл.н.с. отделения гинекологической эндокринологии, НМИЦ АГП им. В.И. Кулакова Минздрава России,
+7(985)999-60-00, c-galina1@yandex.ru, 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4.
Пронина Вероника Алексеевна, врач акушер-гинеколог, аспирант, НМИЦ АГП им. В.И. Кулакова Минздрава России, +7(916)025-86-26, ver22595@yandex.ru,
https://orcid.org/0000-0003-4566-4065, 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4.
Автор, ответственный за переписку: Галина Евгеньевна Чернуха, c-galina1@yandex.ru

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.